Монография содержит авторское вступление, введение, главы: «Националистическое движение на Дону в период третьеиюньской монархии», «Идеология казачьих и донских националистов» и заключение. В приложении приведены подлинные тексты документов: Предвыборная программа русских националистов, Задачи Донского Союза Националистов, Предполагаемая программа Думской казачьей группы, Казачий национализм. Создана богатая библиография. Среди многочисленных источников особый  интерес представляют  периодические издания и партийная литература того периода, а также архивные материалы. Усвоению текста помогает именной указатель с выделением имён учёных, работы которых упомянуты в монографии. Текс дополняют иллюстрации (портреты исторических деятелей, фотокопии печатних зданий).

В введении автор отмечает , что «одной из наиболее проблемных тем в историографии по казачеству стал вопрос:  являлось ли оно только одним из сословий Российской империи или же было самостоятельным народом» (с.10). С тем, чтобы избежать спекулятивности выводов и неоправданности обобщений, автор сосредотачивает своё внимание на изучении «умонастроений хотя бы части донского казачества, прежде всего его образованной вертушки, имевшей возможность так или иначе влиять на формирование общественного сознания в казачьей среде» (с. 11). Поэтому  предметом исследования стали «конкретне националистические проекты, разработанные группами местных националистов в 1910 – 1914 гг.» (с. 12).  

С этой целью использованы периодические издания того периода и другие опубликованные и не публиковавшиеся источники, архивные материалы. Даётся анализ историографии рассматриваемого вопроса. Констатируется, «отсутствие на данный момент каких-либо работ, посвященных национализму, в поле внимания которых попали бы материалы именно о Войске Донском» (с. 16). Предложен анализ литературы, затрагивающей историю русского национализма периода третьеиюньской монархии и выделяются характерне черты, свойственные советской историографии по дореволюционному национализму (с. 19).

Существенным положительным моментом исследования стало рассмотрение автором изменений, которые претерпела на протяжении ХХ в. теория национализма, «пережив смену примордиально – перенниалистской парадигмы модернистской, а затем и постмодернистскими теориями» (с. 19 – 27). Предметно рассмотрена ситуация на Дону начала ХХ в., в которой и произошло возникновение казачьего национализма с увязкой с внутриполитическим положением в тогдашней Российской империи (с. 27 – 35).

В первой главе рассмотрено возникновение националистических  групп в Области войска Донского в 1909–1911 гг (с. 36–45), участие националистов Донской области в думских выборах 1912 г. ( с. 46–72).

Во второй главе анализируется влияние отаманства Ф. Ф. Таубе на формирование националистической идеологии на Дону (с. 73–110), национальные программы «группы Холмского» и «Донского союза националистов» (с. 110–131), традиционные и альтернативне версии «национального казачьего мифа» (с. 131–166), позитивне и негативные образы в риторике донской националистической прессы (с. 167–186), проблема казачьей самоидентификации в идеологии националистов Донской области (с. 187–201).

В заключении (с. 202–211) в сжатой   форме делаются выводы и обобщения изложенного материала. Серьёзный кризис, переживавшийся донским казачеством, как военно–служивым сословием, неуклонное «расказачивание», призывы упразднить его особый статус стимулировали часть интеллектуальной элиты казачества («правый Дон») громко заявить о приверженности идее сохранения казачьих «прав и вольностей». К этому стимулировали и выборы в Государственную Думу 1912 года, куда «правый Дон» собирался идти отдельной группой под националистическим знаменем. Автор приходит к выводу, что национализм на Дону в тот период «был лишь новым изданием прежнего «казакоманства».

Спор о применении понятия «нация» к казачеству привёл к расколу «правого Дона» на две конкурирующие группы. Наиболее зримо это различие проявилось в выборе «национального казачьего мифа». Редакция «Донских ведомостей» во главе с Х. И. Поповым, а затем Г. П. Яновым признавали казачество особой, но составной частью русского народа, а С. А. Холмский и журнал «Голос казачества» считали казаков, хотя и родственным русскому, но особым народом на службе российских императоров. Обе группы создали свои предвыборные националистические проекты, пользовавшиеся единой дискурсивной формацией. Создавался многосоставной образ «врага» в лице «инородцев», особенно евреев, «мужиков» и вообще «иногородних», депутатов – «предателей» интересов казачества в противовес образу «славного казачества», имевшего «исконные права и привелегии» и заслужившего особый статус в Российской империи.

Особого внимания заслуживает данная автором типология риторических примов, использовавшихся в пропагандистской кампании обеих групп (с. 205-207). Проделанный анализ позволил автору сделать вывод о том, что «националисты Донской области в изучаемый период так и не вышли из «стадии А», по классификации Мирослава Хроха. Это был типичный восточноевропейский национализм на начальной стадии» (с. 208).

Поражение на думских выборах не означало, что деятельность активистов «правого Дона» «не имела никакого влияния на последующую историю Донской области» (с. 210). Идея особого казачьего национализма не была чужда войсковому атаману  П.Н. Краснову, правившему на Дону в 1918 – 1919 гг.  В своих воспоминаниях он отмечал: «Большевизму атаман противопоставил шовинизм, интернационализму – яркий национализм». «Националистическое движение на Дону начала ХХ в. послужило своеобразным прологом создания самостоятельного «Всевеликого Войска Донского» и режима П. Н. Краснова, предполагавшего привилегированный статус казаков по сравнению с иными группами населения» (с. 210–211).

Отметим, что не остались равнодушны к проблематике казачьего национализма и большевики. Автор приводит выдержку из статьи Ленина «Политические партии в России» (май 1912 г.), где сформулирован взгляд большевиков того периода на правых и националистов – «это не две, а одна  партия, поделившая между собой «труд» травли инородца, «кадета» (либерала), демократа и т.п.». (с. 17).

Однако, позднее они стремились временно использовать элементы казачьего национализма в своих целях. Большевики не имели ничего против Советов казачьих депутатов, тем самым, признав «трудовое  казачество» отдельной, наряду с рабочими, крестьянами и солдатами, социальной группой. В высшем органе Советов – Всероссийском Центральном Исполнительном Комитете (ВЦИК) работал Казачий отдел (до сентября 1918 г. – комитет), имевший представителей и от Дона. В январе 1921 года Казачий отдел упразднён  во исполнение постановления Совета Народных Комиссаров от 25 марта 1920 года о введении «общих для казачьего и неказачьего населения» советов. Таким образом, в глазах большевиков казачество, как сословие, было ликвидировано. Недолго просуществовала созданная весной 1918 года в составе РСФСР Донская советская республика.

В  Рабоче-Крестьянской Красной Армии формировались казачьи части и соединения. С Красного казачества началась служба советской власти С.М. Будённого и многих героев Гражданской войны. Казачьи части сохранялись и в дальнейшем. Парадная форма донских казаков – офицеров и рядовых перед началом Великой Отечественной войны ничем не отличалась от дореволюционного образца, а в 1943 году были введены  погоны, как и во всей Красной Армии. Казачьи кавалерийские части и соединения  неоднократно отличались на фронтах и были расформированы после войны в процессе ликвидации кавалерии, как рода войск, уже Советской Армии. Долгое время строгое табу налагалось  на деятельность «антисоветских» зарубежных казачьих организаций, факт формирования в составе вермахта и войск СС казачьих частей. Изредка упоминался П.Н. Краснов, казнённый в 1947 году за «сотрудничество с гитлеровскими».

Представляется перспективным рассмотрение в развитие исследуемой автором темы «украинского аспекта». Историческим фактом являются тесные связи и взаимовлияние запорожского и донского казачества, их совместное участие в различных военных походах. Существенной была помощь Мазепы Петру Первому в подавлении восстания Булавина, после чего начал формироваться известный нам образ «тихого Дона». Да и украинское этническое происхождение многих донских казаков не вызывает сомнений. Так же не безынтересно выяснить причины тождественности многих элементов созданиия «модели национальной истории» у активистов «Правого Дона» и их украинских коллег. Имели ли место случаи прямого замствования, либо не зависимо друг от друга они шли одним и тем же путём  «сепарирования» исторических фактов, создания нужных им мифов, прославления «своих героев» и проклятия «своих врагов»?

Не представляется преувеличением поздравить Бориса Корниенко, выполнившего  высокопрофессиональное исследование в  актуальной и  общественно значимой сфере  национализма на примере ранее не изучавшейся  казачьей идеологии «Правого Дона». К сожалению, не исключено, что ставший недоброй традицией низкий тираж издания затруднит  доступ к нему российского и украинского читателя.

Николай Захаров