Приверженность идеям регионализма и местной автономии вплоть до сепаратизма была одной из важных составляющих черносотенного и монархического движения Российской империи в начале ХХ в. После революции 1905 г. участие в черносотенном и монархическом движении стало реальной возможностью для провинциальных сообществ Российской империи получить реальную власть на местах и защищать свои региональные интересы вплоть до открытой пропаганды идей сепаратизма. Сепаратизм имперских монархистов и черносотенцев на региональном уровне мог проявляться значительноболее открыто и ярко, чем у политических движений, которые пытались выступать от лица национальных меньшинств и противопоставлять себя имперском центру.

Не являются исключением значительная, если не большая часть малорусских/украинских монархистов и черносотенцев. Они внесли серьёзный вклад в политическое и национальное пробуждение этнических украинцев и их консолидацию на основании защиты своих экономических, политических и национальных интересовв рамках Украины/Малороссии. Среди православного духовенства и части украинской/малорусской интеллигенции, которые руководили большинством промонархических организаций в Украине, были распространены идеи самоидентификации с украинским/малорусским народом, Украиной/Малороссией и необходимости защиты местных интересов.

Официально целью Союза как и всего черносотенного и промонархического движения была мобилизация подданных на защиту самодержавия, православия и св. Руси. Благодаря активной поддержке православного духовенства, Союз русского народа охватил своим влиянием значительную часть украинского крестьянства, которое за редкими исключениями до 1917 г. не обладало современным национальным самосознанием. Не менее 200 000 из более чем 400 000 членов Союза проживали на территории современной Украины и в основном были украинского происхождения.

Черносотенцы чувствовали и позиционировали себя политическими лидерами государства на центральном и местном уровне. Зачастую они считали себя вправе диктовать свои условия местной государственной администрации, которая во многих случаях ничего не могла поделать с черносотенными организациями. В отдельных случаях черносотенцы открыто создавали альтернативные властные центры в лице в виде организационных структур Союза русского народа, открыто заявляли о своей независимости от гражданской администрации, успешно занимались шантажом органов государственной власти и резко критиковали органы государственной власти вплоть до призывов к неподчинению.

В части регионов черносотенцы создали боевые террористические отряды, которые занимались физическим насилием и уничтожением политических противников. Органы правопорядка могли с ними сотрудничать или не противодействовать, или почти не противодействовать.¹ Выступление против черносотенцев какого-либо чиновника могло быть оценено как выступление против ярых приверженцев правящей монархии, которым оказывала покровительство часть высшей сословной и бюрократической элиты страны включая самого императора.

Хотя главной официальной целью Союза русского народа была объявлена защита единой св. Руси, самодержавия и православия, Союз рассматривал себя как инициативу народных масс, и защита местных региональных интересов была одним из главных элементом его повседневной политики. Активисты и активисты Союза русского народа и других черносотенных промонархических организаций активно выступали с жёсткой критикой центрального государственного аппарата, который навязывал свою волю регионам. Один из создателей Союза русского народа, председатель Екатеринославского отдела Союза русского народа и редактор одного из главных печатных органов черносотенцев газеты Русское знамя Павел Булацель, заявил, что русскому народу за его защиту самодержавия в 1905-1907 гг. «мстила инородческая бюрократия, интеллигенция и судебно-административная власть, чтобы прикрыть и оправдать собственную трусость и измену во время смуты».² Черносотенцы также подвергали жёсткой критике государственную политику Российской империи, которая, по их мнению начиная с 17 в. до 1905 г. запрещала «русским» проявлять инициативу, создавать свои общественные неподконтрольные чиновникам организации и защищать свои национальные интересы.

В случае земель Украины, Белоруссии, Сибири, Донского, Кубанского и других казачьих войск такая отрицательная позиция черносотенцев в отношении имперского центра накладывался на местные национальные, культурные, социальные и экономические особенности. Черносотенцы открыто требовали учитывать в государственной политике местные интересы и старались в качестве ведущей региональной политической силы контролировать ситуацию в своих регионах. В этом отношении весьма показательна позиция черносотенцев такого крупного промышленного и русифицированного городского центра как Екатеринославль (современный Днепропетровск). Лидеры черносотенцев Екатеринославщины открыто информировали сторонников Союза русского народа о резкой критике сибирскими черносотенцами политики государственной администрации Российской империи в отношении Сибири и русских сибиряков. Екатеринославские черносотенцы с подачи своих коллег из Томска заявили, что построенный «на финских болотах» Петербург сделал Сибирь «могилой русской славы» и отдал её богатства «на расхищение инородцам». По мнению черносотенцев из-за политики царских властей Сибирь стала «золотым дном» для «инородцев: бельгийцев, англичан, японцев, поляков, особенно же для жидов», но не для русских.³

Ещё более резкую критику царских властей и имперской политики в отношении донских казаков екатеринославские черносотенцы озвучивали вслед за донскими черносотенцами. Черносотенцы назвали Петербург как олицетворение государственной администрации и власти «тлетворным» и указали, что правление Петербурга – это бюрократизм, взяточничество и казнокрадство. При этом регионализм и сепаратизм донских черносотенцев в своей враждебности к чужакам и центральной государственной власти значительно превосходил регионализм сибирских черносотенцев. Если сибиряки выступали против нерусских инородцев, то донские казаки не хотели видеть у себя не только инородцев, но и вообще всех «пришельцев», т.е. даже этнических русских, которые не принадлежали к замкнутому казачьему сословию.⁴

В 1912 гг. на землях Войска Донского частью местных монархистов была сделана даже попытка создать казачью партию Донской союз националистов и в качестве самостоятельной политической силы принять участие в выборах в IV Государственную думу.⁵ Среди интеллектуальной, военной и политической элиты донского козачества были как сторонники самостоятельного казачьего народа, так и более умеренные сторонники сохранения казачьей автономии и казачьего сословия.⁶ Самым известным лидером донских-монархистов, которые были сторонниками донского автономизма, был наказной войсковой атаман Донского казачьего войска в 1909-1911 гг. генерал-лейтенант барон Фёдор фон Таубе. Атаман был этническим немцем и протестантского происхождения и перед назначением в Донскую область среди прочего был командиром Отдельного корпуса жандармов и наказным атаманом Оренбургского казачьего войска. Ф. фон Таубе стремился заручиться поддержкой патриотов Донского казачества и в том числе отделения Союза русского народа в Новочеркасске.

В управленческой деятельности атаман частично возродил принципы управления на основе традиций казачьего круга,⁷ приобрел репутацию «славу восстановителя донской старины» и сторонника исключительной принадлежности Донской области донским казакам. В своей речи на Войсковом совещательном собрании атаман Ф. фон Таубе заявил следующее: «Мой девиз единственный и простой – Дон для донцов и ни для кого больше!» После этого высказывания восторженные члены Войскового собрания вынесли атамана из зала совещаний на руках.⁸ В защиту «удивительного народа» и «удивительной породы людей» казаков выступал и орган волынских черносотенцев газета Волынская земля.⁹

Отчётливым проявлением регионализма Союза русского народа на украинских землях можно считать пункт программы Союза с требованием воссоздания украинского казачества. Идеологи черносотенцев считали необходимым, чтобы «казачьи сословия, ныне расформированных прежних малороссийских новороссийских полков в Полтавской, Черниговской, Киевской и Бессарабской губерниях – должны быть уравнены в преимуществах и обязанностях с остальным казачеством.»¹⁰ Фактически это было требование предоставить казачье-малорусскую территориальную автономию этническим украинцам. Малочисленное на тот момент украинское национальное движение на Надднепрянщине тоже имело требование автономии, но только национально-культурной.

Призывы к казачьей автономии черносотенцев были более радикальными чем идеология «официального» украинского движения. Существовавшие в Российской империи автономные казачьи области обладали собственной казачьей гражданской и военной администрацией, военными казачьими формированиями с отдельным командованием и значительными правами в экономике. Поэтому создание малоросских и новороссийских казачьих полков из местных украинцев фактически означало бы наличие у нового автономного образования из этнических украинцев собственных вооружённых формирований. Легальное украинское движение в Российской империи до 1917 г. и близко не могло позволить себе массово и тем более легально проводить агитацию за подобные идеи.

Регионализм малорусских/украинских монархистов и черносотенцев отчётливо проявлялся в их региональной самоидентификации и географическом позиционировании. Активисты малорусского монархизма как правило ощущали себя прежде всего частью своего региона, который обычно совпадал с границами губернии или историко-географического региона, такого как Волынь, Холмщина или Полтавщина. На следующем уровне, свой регион понимался как часть Украины, Малороссии, Южной Руси или Юго-западного края, которые в свою очередь были отдельной частью большой Руси, России или Российской империи.¹¹ Весьма характерно, что регион самоидентификации первого и второго уровня всегда включал в себя только украинские этнические территории и никогда русские этнические территории.

Региональный украинский компонент самосознания и мировосприятия малорусских монархистов отчётливо проявлялся в определениях, что для них является «родным» и олицетворением родины. В этом контексте весьма характерно данное в Волынских епархиальных ведомостях в 1909 г. описание торжественного вечера и концерта в Волынском епархиальном женском училище. Среди учениц училища большинство были детьми волынских православных священников, которые стояли во главе сельских отделов Союза русского народа. Программа концерта была лично удобрена кременецким епископом Амвросием Гудко. Из 600 человек посетивших концерт, священники полностью заняли несколько рядов зрительских мест. «Родными» и «милыми и чарующими картинками родной Украины» (sic!) для черносотенного волынского духовенства в официальном печатном органе Волынской православной епархии были названы украинские народные песни, стихи и декламации. На концерте епархиального училища была исполнена дума на слова Т. Шевченко и даже декламация басни Н. Крылова «Демьянова уха» была исполнена в виде «вольного переклада … на родной малорусский лад». Также весьма характерно, что на концерте вместе с украинской частью активно исполнялись произведения западноевропейских авторов и крайне мало русских.¹² Осознанно или неосознанно украинская культура была помещена как равная прежде всего в общеевропейский, а не русский контекст, который на концерте был маргинальным.

В том же 1908 г. полностью «малорусским» было второе отделение литературно-музыкального вечера в Волынском мужском духовном училище, программа которого также полностью была одобрена руководством епархии. Руководство епархии одновременно было руководством Союза русского народа на Волыни. На вечере не было исполнено ни одной русской народной песни в то время как полностью «малорусским» было второе отделение. Такая диспропорция была столь разительной, что обозреватель Волынских епархиальных ведомостей назвал это «большим пробелом», но в то же время не выступил с критикой выступлений на украинском языке как таковых.¹³

Активное использование украинского языка в выступлениях на концертах и вечерах подчинённых православной церкви учебных заведениях не было только данью местным этнографическим особенностям. Часть малорусского имперского духовенства открыто выступала за официальное использование украинского языка в богослужениях, в преподавании в церковно-приходских школах и как средства укрепления приверженности православию этнических украинцев. В этой связи весьма характерна статья в официальном печатном органе Подольской православной епархии «Православная Подолия» одного из организаторов издания украинского перевода Евангелия от Матфея К. Гриневича. К. Гриневич заявил, что издание Нового завета на украинском языке необходимо, потому что «украинский народ» в нём нуждается. Поэтому К. Гриневич призвал к ускорению издания на украинском языке остальных трёх частей Нового завета.¹⁴

Тяготение к украинскому или малорусскому регионализму малорусских монархистов среди православного в начале 20 в. также отчётливо отразилось в попытках возродить архитектурную церковную традицию украинского казачьего барокко и «южно-русской архитектуры.»¹⁵ Именно в украинском «южно-русском» стиле черносотенцами был построен мемориал на Казачьих могилах под Берестечко. Также полностью в русле регионализма малорусских черносотенцев был преимущественный интерес к местной и украинской истории на страницах журналов православных епархий.

Приоритет региональных особенностей и местных исторических традиций малорусских монархистов мог идти вплоть до публичной положительной оценки греко-католической церкви. На организованном православной церковью Холмщины съезде народно-церковных хоров в Замостье 17-19 апреля 1913 г. редактор газеты Холмская Русь В. П. Островский высоко оценил противодействие греко-католической церкви полонизации и католизации в 18-19 вв. Газета Холмская Русь была официальным печатным органом Холмского православного св. Богородицкого братства, которое было одной из главных организационных структур православного монархического движения на Холмщине. По мнению редактора Холмской Руси, «русский народ не только не перешёл в католичество, но ещё сильнее привязался к своим убогим разоренным деревянным униатским церковкам, наложив даже на самую унию свой национальный отпечаток и тем поставив униатскую церковь почти на таком же расстоянии от костела, на каком раньше была православная церковь, если не считать некоторых внешних особенностей.»¹⁶

После 1905 г. регионализм малорусских монархистов помимо культурно-национально-этнографических признаков также быстро стал приобретать политический характер. После конституционной реформы в Российской империи и объявления выборов в Государственную думу в 1905 г., православное духовенство неожиданно для себя вдруг получило возможность стать не только религиозной, но и ведущей политической и общественной силой в своих регионах. В статье «К предстоящим выборам в Государственную думу» в Киевских епархиальных ведомостях», перепечатанных затем в Волынских епархиальных ведомостях, прямо утверждалось, что священники, объединившись с крестьянами, установят свой контроль над избирательными куриями землевладельцев и крестьян и тем самым могут победить в парламентских выборах.¹⁷

В случае Волынской губернии установление политического контроля над Волынью православной церковью и подконтрольным православной церкви Союзом русского народа повлекло за собой дальнейшее укрепление понимания православным духовенством своей силы как представителя именно Волыни. Ощущение, что православная церковь на Волыни теперь может быть не только просителем у государства и его светской государственной администрации, но и может требовать и диктовать стало распространённым не только у высших церковных иерархов, но и у рядового духовенства. Православные священники Волыни поняли, что они могут воздействовать на центральные органы власти Российской империи, если какое-либо решение государственных властей шло в разрез с их интересами. В частности, в марте 1908 г. собрание священников 2-го округа Староконстантиновского уезда Волынской губернии обратилось к волынскому архипепископу Антонию Храповицкому передать «просьбу» императору от имени «духовенства и православного народа Волыни», чтобы законопроект о статусе православной церкви подготавливался не кабинетом министров, а православным Синодом.¹⁸ Появление такого требования-просьбы рядового волынского духовенства до 1905 г. было просто малореальным.

От имени именно «волынского народа» представители промонархического волынского крестьянства и духовенства подавали прошения императору Николаю 2-му. В опубликованном в Почаевских известиях в мае 1907 г. отчёте о приёме «волынской депутации от Союза русского народа» в Царском селе указывалось, что царю было лично передано прошение о «земельной нужде» от « верноподданного Волынского народа». В тексте прошение для определения волынских украинцев преимущественно использовались такие термины, как «волынский народ», «волынское крестьянство» и «крестьянство Волыни». Термин «русский народ» в прошении упоминался в пункте о необходимости «устранить противодействие местных властей объединению русского народа и прекратить потворство властей евреям и иноземцам».¹⁹ Возможно случайно и нецеленаправленно, но весьма характерно, что в тексте отчёта о царскосельском приёме и в тексте прошения не использовались такие сочетания «русский народ Волыни» и т.п.

Показательным примером политизации регионализма малорусских монархистов может служить формирование руководством и священниками православной Волынской епархии в 1905-1914 гг. собственной национальной, социальной и экономической политики, а также политической тактики. Православное духовенство и руководство епархии сделали ставку на союз с православным крестьянством и ради этого были готовы даже выступить против дворянства, помещиков и сословных устоев Российской империи. Стремление сохранить влияние церкви на Волыни архиепископа А. Храповицкого было так велико, что в своём выступлении перед крестьянскими выборщиками на земских выборах в 1911 г. призывал крестьян, которые находились под влиянием церкви и Союза русского народа, слушаться своих священников, советоваться с ними и не допустить, чтобы на земских выборах победили помещики. При этом призыв А. Храповицкого был направлен не только против польских помещиков, которые преобладали на Волыни, но фактически против помещиков любой национальности. В качестве негативного примера для волынских крестьян архиепископ указал ситуацию в «великорусских» и «малорусских» губерниях за Днепром, где «земские дела ведут одни паны, которые обыкновенно мало понимают нужды нашего крестьянства и не знают его духа».²⁰

Стремление отмежеваться и отстоять свои региональные интересы и позиции отчётливо проявилось в первых шагах волынских черносотенцев, которые были избраны в Государственную думу 4-го созыва в 1912 г. Также весьма показательно как именно освещала стремление сохранить свою автономность волынских черносотенцев в Думе издававшаяся Почаевским отделом Союза русского народа газета «Волынская земля». Сама статья о том, как руководство правой фракции Государственной думы стремилось полностью поставить под свой контроль черносотенных депутатов Волыни была названа «Осаждают волынцев».²¹ При этом под теми, кто осаждал «волынцев» и требовал от них «сдать свои позиции» было не только руководство правой фракции в Думе, но и обер-прокурор Синода, т.е. руководство православной церкви Российской империи.²² По информации автора статьи лидер волынских черносотенцев кременецкий епископ Никон Бессонов защищал именно волынское «крестьянское народонаселение»: «Владыка Никон храбро защищал свою крепость, помня, что он избран трёхмиллионным крестьянским народонаселением, которому он обещал не забывать ни на одну минуту, что на него надеется народ крестьянский в своих нуждах.»²³

Похожая ситуация со стремлением защищать свои региональные интересы была и в Подольской епархии, где часть православного духовенства была ещё более радикальной в своём регионализме, чем их коллеги на Волыни. Руководство епархии призывало защищать интересы не «подольского народа» или «крестьянства Подолии», а уже «малорусского народа». В 1914 г. на страницах официального печатного органа Подольского епископства появилась статья с призывом сделать простой «малорусский народ» при помощи и под покровительством православной церкви господствующей нацией на своей земле. Кроме того, в своей статье «Добрые и теневые стороны жизни нашего народ» священник С. Козубский выступил с призывом, чтобы крестьяне вышли из-под влияния помещиков и призвал не допустить воздействия на крестьян католиков, протестантов, «немцев» и «жидов».²⁴

Такой призыв был неслучаен и, в целом, по крайней мере в некоторые периоды соответствовал позиции руководства Почаевского отдела Союза русского народа. На страницах печатного органа отдела газеты Почаевские известия открыто признавалось существование малороссов как отдельного народа от великороссов. Более того, малороссы признавались как отдельный народ равными другим состоявшимся славянским народам таким как чехи, поляки, сербы и др. В №. 714 Почаевских известийза 1909 г. была напечатана таблица с изображением представителей славянских народов, где вместе с изображением поляка, чеха, белорусса и великорусса на первом месте было помещено изображение «малоросса» в украинской национальной одежде.²⁵ Более подробно о видении монархистами и черносотенцами украинцев/малороссов как отдельного народа в культурном и национальном плане будет освещено в отдельной статье.

Малорусские монархисты и черносотенцы сыграли значительную роль в распространении идей территориального самоопределения украинцев по этническому признаку. Их представления о Малороссии, Украине, Юго-Западной Руси, с которыми они себя идентифицировали, совпадали с территорией украинских этнических земель. В отличие от «официального» украинского движения, монархисты и черносотенцы могли действовать открыто и часто даже диктовать свою волю местным органам государственной администрации. Более того, в сельской местности православное духовенство, которое стояло во главе отделов Союза русского народа, само являлось частью государственной администрации. В 1905-1914 гг. черносотенное и монархическое движение стало реальной легальной возможностью для этнических украинцев открыто заявить о своей приверженности к автономии украинских земель и в рамках этой концепции получить опыт самоуправления явочным порядком. Антимонархическая часть украинского национального дискурса такой возможности не имела. Украинские/малорусские монархисты и черносотенцы сыграли значительную и возможно часто определяющую роль в подготовке готовности украинских крестьян и мещан поддержать украинскую государственную независимость в 1918-1920 гг. и принять активное участие в созданиях организационных структур независимой Украины.

1. Наиболее активно и открыто черносотенные террористы на украинских землях действовали в Одессе.
2. Образцов В. Торжество русскаго объединения. Освящение «Народного дома» Екатеринославскаго отдела Союза русскаго народа 5-го октября 1910 г. Харьков. 1912. С. 51-52.
3. Там же. С. 82-83.
4. Там же. С. 70
5. Корниенко Б. Правый Дон: казаки и идеология национализма (1909-1914). Санкт-Петербург. 2013. С. 110.
6. Там же. С. 110-166.
7. В частности, по распоряжению Ф. фон Таубе в декабре 1909 г. в Новочеркасске начало работу Войсковое совещательное собрание из 180 выборных представителей донских станиц. Первой задачей собрания было принятие решения о использовании запасных земель Войска донского для обеспечения малоземельных казаков. Корниенко Б. Правый Дон: казаки и идеология национализма. С. 78-80.
8. Корниенко Б. Правый Дон: казаки и идеология национализма. С. 81.
9. Берегите казачество!.. Волынская земля. № 45. Почаев. 18.04.1914. С. 2.
10. Программа Союза русского народа. «Почаевский листок». Сентябрьский выпуск N» 38. 1906. http://krotov.info/acts/20/1900/1906anti.html
11. Тучемский Михаил (священник) Братство имени князей Острожских под покровом преподобного князя Феодора // Волынские епархиальные ведомости. 1909 г. № 6. Почаев. 8 февраля 1909 г. С. 137-140; Священник В. С-кий. Битва русских в 1792 году под Зеленцами, Заславского уезда, их победа на польским войском и две сохранившиеся здесь могилы // Волынские епархиальные ведомости. 1909 г. № 11. Житомир. 15 марта 1909 г. С. 230-233; Архимандрит Виталий. Казацкие могилы под Пляшевой // Волынские епархиальные ведомости. 1909 г. № 21. Житомир. 24 мая 1909 г. С. 427-433; Устав Братства имени Князей Острожских, под покровом преподобного князя Феодора // Волынские епархиальные ведомости. 1909 г. № 35. Житомир. 30 августа 1909 г. С. 408-409; Празднование 300-летней годовщины смерти князя Константина Константиновича Острожского в Г. Остроге // Волынские епархиальные ведомости. 1908 г. № 9. Житомир. 2 марта 1908 г. С. 150-151; К 200-летию со дня казни Василия Кочубея и Ивана Искры // Волынские епархиальные ведомости. 1908 г. № 19. Житомир. 18 мая 1908 г. С. 385-387.
12. 28 февраля в Волынском Витальевском женском училище // Волынские епархиальные ведомости. 1909 г. № 9. Почаев.21 марта 1907 г. С. 312-315.
13. Из церковной жизни епархии. Литературно-музыкальный вечер // Волынские епархиальные ведомости. 1908 г. № 20. Житомир. 25 мая 1908 г. С. 402-403.
14. Гриневич К. (священник) По поводу выхода в свет украинского перевода Св. Евангелия от Матфея // Православная Подолия. Еженедельник Подольской епархии. 1907. № 1-2 Каменец-Подольский. 14 января 1907 г. С. 2-6.
15. Сицинский Е. (протоиерей) Южно-русское церковное зодчество // Православная Подолия. Еженедельник Подольской епархии. 1907. № 7-8. Каменец-Подольский. 25 февраля 1907 г. С. 125-130.
16. Национальная борьба в Холмщине и русская народная песня. Доклад В.П. Островского, читаный на съезде народно-церковных хоров в г. Замостье 17-19 апреля 1913 г. // Холмская Русь. Издание Холмского православного св. Богородицкого братства. 1913. № 17. Холм. 28 апреля 1913 г. С. 7-8. ; Холмская Русь. Издание Холмского православного св. Богородицкого братства. 1913. № 18. Холм. 5 мая 1913 г. С. 5-6.
17. В. Г. (автор скрыт под инициалами) К предстоящим выборам в Государственную думу. (перепечатано из Киевские епархиальные ведомости. 1905. № 40) // Волынские епархиальные ведомости. 1905 г. № 30. Почаев. 21 октября 1905 г. С. 971-973.
18. Акт духовенства 2 округа Староконстантиновского уезда // Волынские епархиальные ведомости. 1908 г. № 14. Житомир. 13 марта 1908 г. С. 184-187.
19. Представление Волынской депутации Государю Императору. Почаевские известия. № 112. Почаев. 19.05.1907. С. 1-4.
20. Поучение архиепископа Антония перед молебном на волостном сходе для избрания земских выборщиков // Волынские епархиальные ведомости. 1911 г. № 18. Житомир. 28 апреля 1911 г. С. 369-370.
21. Думский наблюдатель. Осаждают волынцев // Волынская земля. № 186. Кременец. 27.11.1912. С. 3.
22. Заседание, на котором «осаждали волынцев» происходило в доме обер-прокурора Синода: «Как только волынский владыка и думцы прибыли в Петербург, их чуть-ли не карьером потащили в дом обер-прокурора Синода и там устроили атаку на их соединенные силы «крайних правых», немножко правых ,чуточку правых и националистов.» (Думский наблюдатель. Осаждают волынцев // Волынская земля. № 186. Кременец. 27.11.1912. С. 3.)
23. Думский наблюдатель. Осаждают волынцев // Волынская земля. № 186. Кременец. 27.11.1912. С. 3.
24. Козубовский С. Добрые и теневые стороны жизни нашего народа // Православная Подолия. Еженеделник Подольской епархии. 1914. № 4. Камянец-Подольский. 26 января 1914 г. С. 73-77.
25. Славянские народы. Таблица // Почаевские известия. № 714. Кременец. 1909. С. 2.